Дайте им умереть - Страница 54

К оглавлению

54

— Хорошо. Изначально наш мектеб «Звездный час» задумывался как привилегированное учебное заведение, где процесс обучения будет теснейшим образом увязан с астрологическими прогнозами относительно каждого ребенка. Не вдаваясь в подробности, замечу лишь: это дало определенные результаты. Успеваемость резко выросла, преподаватели даже не замечают, что программа, скажем, восьмого класса практически соответствует выпускной программе обычной школы. Дети хотят учиться, потому что мы знаем — чему и в какое время необходимо учить. Случайностей в «Звездном часе» не бывает. И наконец…

— Давайте зайдем с другого конца, госпожа Коушут: зачем вам понадобилось столь настойчиво приглашать в мектеб… внучку достопочтенной Бобовай? Не удивительно ли? Едва девочка вошла на вашу территорию, как вместо всеобщего апофеоза начался всеобщий катаклизм! Что вы на это скажете?

Хайль-баши замолкает, но отзвуки его вопроса еще бродят по учительской комнате, натыкаясь на стены.

Господи, о чем они говорят?!

Доктор Кадаль беспомощно глядит на Равиля — атабек молчит и дергает себя за бороду; на Рашидика — друг детства уставился в пол… ах да, он ведь тоже из мектеба, из шайки здешних хакимов-затейников! Все они одним миром мазаны! Все одним лыком шиты! И болтливая администраторша, и Рашидик, и шизофреник-надим — вот он, пророк «Звездного часа», смеется и обнимает за плечи старушку…

Не сразу Кадаль понимает, что смотрит на вынутую из кармана фотографию.

Крупные, слегка рыхлые черты надимова лица плывут, смазываются, пьяный ретушер чертит поверху кисточкой — крест-накрест, крест-накрест…

Через мгновение Кадаль — внутри.

* * *

Он никогда раньше не попадал в сознание человека, находящегося без сознания.

Это походило на присутствие вора в оставленном хозяевами доме. В сравнении крылся неприятный намек, словно ты случайно погладил по голове встречного ребенка, просто желая поделиться хорошим настроением, а подозрительная мамаша громогласно обвинила тебя в педофилии. До сих пор Кадаль растворялся в личности пациента, одновременно оставаясь самим собой — как сахар в чае, который всегда можно кристаллизировать заново (если, конечно, чай не выпит!); сейчас же он был свободен… как безумец свободен в своих видениях. Реальность не висит на руках тяжким бременем, а прозрачные стены темницы делают тебя счастливым, и ты летишь, паришь, тасуя миры подобно колоде карт…

Доктор Кадаль еле успел остановиться на самом краю пропасти.

Шагни он дальше…

«Это все из-за эксперимента с ит-Сафедом. После него я боюсь, подсознательно боюсь контакта! Страх мешает, шорами застит глаза, путает, морочит… Прочь! Прочь отсюда! До тех пор, пока я не стану прежним (если вообще останусь в живых!) — никаких контактов! Господи! Что это?»

Почти сразу доктор понял: он слышит болтовню администраторши двумя парами ушей. Своей и этого… надима. Впервые в жизни Кадаль сумел пробиться на поверхность чувств пациента, впервые самостоятельно поднялся из глубин чужой личности к дневному свету, впервые…

— Девочке повезло: на нее пал жребий «Лотереи Двенадцати Домов»…

Правда.

Словно глазок индикатора зажегся в толще чужого сознания, словно оранжевый бакен мелькнул на морской глади, словно тепло от рюмки «Старого Кабира» разлилось по телу — правда!

Она говорит правду… не до конца.

Да.

Именно так.

— У внучки почтенной Бобовай удивительное расположение планет, крайне заинтересовавшее администрацию…

И это правда.

Практически полностью.

— Но это никоим образом не может быть связано с происшедшим катаклизмом, кроме как в помраченном рассудке надима Исфизара…

Врет!

Господи — врет!

Ложь!

— Ложь!

Чей это голос? Чей?! Глуховатый, с еле заметной хрипотцой, совершенно чужой голос… Кто-то вошел в учительскую?

Кто?!

Чудовищное усилие, казалось, порвет Кадаля в клочья, но он выдержал, даже не застонав, — и увидел огонек свечи… второй… третий. Свет. Вверху. По правую руку. Тяжесть давила прессом, туманя взгляд, доктор держался из последних сил, и до него лишь спустя вечность дошло, что это он просто не дает векам смежиться.

Векам бесчувственного надима Исфизара.

Хорошо еще, что никто не интересовался бывшим пророком — упаси Творец, заметят открытые глаза, что бесстыдно вспучились стеклянными белками в кровавых прожилках…

Прежде чем сдаться и кубарем вывалиться наружу, позволив Исфизару целиком уйти в счастливое небытие, доктор Кадаль успевает заметить: напротив, в кресле, сидит коротышка с подстриженной бородкой без усов, и губы коротышки шевелятся двумя синими червями.

— Ложь! — кричит из кресла доктор Кадаль.

Глава восьмая
Хаким


Дети, солнце светит где-то.
Помните это.

Я сразу ему поверил.

Кадаль, Хануман-Рохля, доктор Кадаль, подопечный явно связанного с «Аламутом» бородача, кричал из кресла, а казалось, что он кричит из бездны, из клубящейся пропасти, и лишь эхо доходит до столпившихся на краю людей.

— Ложь!

Если бы они еще знали правду о снимке, где была изображена треклятая девчонка, снимке, выпавшем у Неистовой Зейри, подобранном мною и бесцеремонно отнятом у меня хайль-баши Фаршедвардом! Сказать? Признаться? Или…

Астрологическая чушь, «звездная болезнь», на которой свихнулись начальники мектеба и с помощью которой Зейри сейчас тянула время, пытаясь увильнуть от известной только ей правды — в последнем я не сомневался и без Кадалева вопля, — на поверку выходила реальными планами, последовательно проводимыми в жизнь реальными людьми. Нас, ординарных хакимов со всеми нашими учеными степенями, держали за дурачков, в качестве живца, приманки для богатеньких родственничков!.. Как же, моего отпрыска учит истории сам господин аль-Шинби, это вам не кот начихал, и господин аль-Шинби млеет от удовольствия вместе с высокопоставленным папашей — жалованьице, господа, жалованьице способствует!

54