Дайте им умереть - Страница 46

К оглавлению

46

Меч вибрирует со стоном боли и отчаяния, смеется узкоплечая женщина, а лицо пленника становится белее его волос.

Но Фальгрим молчит.

Молоток ударяет сильнее, еще раз, и кусок захватника откалывается, падая сперва на колоду, а затем — беззвучно — на ковер.

Огненные сполохи гуляют по клинку эспадона, и кажется: раненый меч залит кровью.

Через секунду эспадон протяжно кричит, лишаясь второй половины захватника.

Прежде чем потерять сознание, Беловолосый видит невиданное: мир идет седыми размывами, словно рябь по осенней реке, и вот рябь исчезает, а вместе с ней исчезает и мир. Он, лорд Лоулеза, стоит в каком-то особняке и держит в руках фамильный эспадон Гвениль — ржавый, искалеченный, умирающий… да и он сам, Фальгрим Задира, будто съежился, усох, проржавел, брюшко оттопыривает куцый кафтанчик ужасного покроя, и жизнь выглядит обманом, шуткой наиподлейшего из богов. Рядом сверкает откинутой крышкой хрустальный гроб, куда надо опустить меч, — но Беловолосый не может этого сделать, не может, не…

— Притворяется? — спросила узкоплечая женщина.

Тысячник приблизился к бесчувственному телу, вгляделся.

— Паленым пахнет, — неожиданно сказала женщина, принюхиваясь. — Откуда?

Тысячник зашарил взглядом по кибитке: очаг, войлочные стены, женщина, девочка, колода с поруганным мечом… каменное лицо пленника, тоненькая струйка дыма над голым плечом…

Опытный тургауд опоздал. Пока в его сознании укладывалась мысль, что можно лежать на раскаленной жаровне, не шевельнув и мускулом, — паленые ремни лопнули от чудовищного рывка, а белая грива волос разметалась бураном через всю кибитку, из угла до колоды..

И двуручный меч завыл зимней пургой, оказавшись в обгоревших до кости руках.

«Тварь, — полыхнуло белым вдоль искалеченного клинка, — тварь, змея… Сколопендра…»

Глава пятая
Лейла


…Мог играть и без струны, знал, что вывезет кривая,
и терпеть не мог войны, потому что убивают.

…Маленькое, отточенное до бритвенной остроты лезвие скользнуло по завязкам блузы — и полы испуганно разлетелись в разные стороны.

Стальной язык лизнул бретельку лифчика.

Лейла рванулась, хотела крикнуть, — но нет, ублюдки держали крепко, а один из них хмыкнул и с маху запечатал девушке рот крепкой пятерней.

Бретелька с легким треском лопнула, следом другая.

Глазами, полными ненависти, Лейла смотрела на тощую девчонку с ножом в руке, ощущая холодный и безболезненный поцелуй металла в паху; ненависть — это было все, что Лейла могла себе позволить, оружие бессильных, хворост в топке отчаяния, и ворочался у выбившихся наружу корней чинары Рашид, пытаясь встать, словно сейчас это имело хоть какое-нибудь значение.

«Тварь, — шептали побелевшие губы девушки, и в ушах гремел хохот стоявших по бокам ублюдков. — Тварь, змея… Сколопендра…»

Глава шестая
Руинтан-аракчи


Нет мудрости в глупце? И не ищи.
Начала нет в конце? И не ищи.
Те, кто искал, во времени не тонут,
А от тебя следов и не ищи.

Рукотворная молния вышибла пиалу с вином из рук бородача.

Пиалу с черным мускатом из солнечного Тахира, напитком богов, в который Руинтан самолично подбавил немалую толику спирта, ибо боги богами, а спирт еще никогда не мешал подлинному аракчи достигать блаженства.

Черепки и лужа под ногами.

Груда черепков и изрядная лужа; четвертая чаша пошла демону У под хвост из-за причуд проклятой девчонки, уже баюкавшей на ладони следующий нож.

Бородач с тоской покосился на стоящий перед ним кувшин и три оставшиеся пиалы. Ножей у бобовайской правнучки, в свою очередь, оставалось не то пять, не то шесть — слезы отчаяния туманили Руинтанов взор, он путался в счете и лишь одно понимал с ясностью обреченности: вино в кувшине кончится гораздо раньше, чем молнии шайтанова отродья, и уж наверняка раньше, чем хотя бы капля вожделенной влаги коснется губ аракчи.

И все-таки он попробовал еще раз.

Пятую чашу постигла участь ее товарок, и даже брызги не долетели до высунутого Руинтаном языка.

Шестая чаша.

Предпоследняя.

«Тварь, — глухо ворочалось в бороде, — тварь, змея…»

Глава седьмая
Азат


Хоть одной ногой — но в огонь. В огонь.

«Тварь, — он силился приподняться и не мог. Тварь…»

Глава восьмая
Гюрзец


Шепчут листья на ветру: «Я умру…»

«Тварь…»

…Полночь бродила по мектебу «Звездный час», слизывая шепот белых губ. Губы шептали одно и то же. Одно и то же.

КНИГА ТРЕТЬЯ
В ОДНОЙ ОБОЙМЕ


Дальше продвинулись,
Дольше горели.
Тех, что погибли,
Считаю храбрее.

Глава первая
Сколопендра


Жалко палку — бьет по псу.
Палка, я тебя спасу.

Темно. Ночь, наверное. Она посмотрела в небо. Звезды. Наверное.

Иные, чем обычно, — незнакомые, чужие. Смотрят глумливо. И яркие — как кристально-пристальные глаза ночных хищников. Стальные глаза.

Ослепительно белая, сияющая луна. Такой не бывает!

Темно? Нет, это ей только показалось в первый момент. Просто тени совсем черные, неправдоподобно четкие, и, когда ветер мягко перебирает шевелюру деревьев, тени, в свою очередь, начинают двигаться как живые, словно они — сами по себе, у них какие-то свои теневые дела, свои, непонятные людям игры.

Эти игры могут быть опасными.

Наверное.

Наверняка.

Значит, надо торопиться — пока тени не заметили ее, не обступили со всех сторон, мешая пройти…

46